Тропами истории. Смерть царевича Дмитрия. Нераскрытое дело XVI века. История России. Кто такой был царевич Дмитрий

19 октября 1582 года родился царевич Дмитрий, младший сын Ивана Грозного. Он не дожил даже до 9-летия. Однако его короткая жизнь и таинственная смерть самым серьезным образом повлияли на судьбу Российского государства. Великая Смута, поставившая под сомнение саму возможность существования России как единой, независимой державы, от начала и до конца связана с именем царевича Дмитрия.

Строго говоря, младший сын Ивана Грозного носил звание «царевич» лишь условно, и прав на престол не имел.

Мать его, Мария Нагая, была, по разным версиям историков, либо шестой, либо седьмой супругой царя. Церковь не признавала этот брак законным, а значит и ребенок, рожденный 19 октября 1582 года, не мог являться законным наследником престола.

Дмитрий Иванович был полным тезкой своего старшего брата - первенца Ивана Грозного. Первый Дмитрий Иванович ушел из жизни, не прожив и года. Обстоятельства его смерти точно неизвестны - во время поездки отца на богомолье младенец то ли умер от болезни, то ли утонул в результате несчастного случая.

Второй Дмитрий Иванович отца пережил - когда скончался Иван Грозный, его младшему сыну было около полутора лет.

Взошедший на престол Федор Иванович повелел отправить мачеху и брата в Углич, провозгласив его удельным князем.

Царевич Дмитрий стал последним удельным князем в России, при этом права его были серьезно ограничены. Управление Угличем осуществлял дьяк Михаил Битяговский, назначенный царем.

Отношения между окружением Федора Ивановича и Нагими были, мягко говоря, натянутыми.

Отправляя вдовствующую царицу и царевича в Углич, им дали понять - никаких претензий на престол с их стороны не потерпят. Правда была на стороне противников Нагих, поскольку, как уже было сказано, Дмитрий считался незаконнорожденным.

Клан Нагих, начиная с царицы, был крайне уязвлен таким положением дел, рассчитывая занять высокие государственные посты.

Но надежда у них сохранялась. Федор Иванович не отличался крепким здоровьем и не мог произвести на свет наследника. А это означало, что Дмитрий, при всей своей незаконнорожденности, остается единственным прямым наследником престола.

Сведения о самом Дмитрии противоречивы. Русскими историками по причинам, о которых будет сказано ниже, рисовался образ этакого ангелочка, наделенного исключительно добродетелями.

Иностранцы писали несколько иное. Англичанин Джайлс Флетчер, написавший книгу о своем путешествии в Россию, сообщал: «Младший брат царя, дитя лет шести или семи (как сказано было прежде), содержится в отдаленном месте от Москвы, под надзором матери и родственников из дома Нагих, но (как слышно) жизнь его находится в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя. Кормилица, отведавшая прежде него какого-то кушанья (как я слышал), умерла скоропостижно. Русские подтверждают, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нём начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течет из него кровь (тогда как дети обыкновенно боятся этого), и бить палкой гусей и кур до тех пор, пока они не издохнут».

Помимо жестокости Дмитрия, которой он напоминал современникам отца и старшего брата Ивана, здесь еще всплывает и тема возможного покушения на царевича. Это чрезвычайно важно в связи с теми событиями, которые произошли впоследствии.

15 мая 1591 года царевич Дмитрий был найден мертвым во внутреннем дворике дворца. Смертельное ранение мальчик получил в шею.

Мать погибшего Мария Нагая, а также ее родственники, объявили, что царевич был зарезан людьми дьяка Михаила Битяговского по приказу из Москвы. Над Угличем зазвучал набатный колокол. Разъяренная толпа растерзала предполагаемых убийц - Осипа Волохова, Никиту Качалова и Данилу Битяговского, сына дьяка. Вслед за этим расправились и с самим Михаилом Битяговском, пытавшимся успокоить толпу.

С точки зрения царских властей, в Угличе произошел бунт. Шурин царя Федора Ивановича Борис Годунов, являвшийся на тот момент фактическим главой правительства, немедленно отправил в Углич следственную комиссию. Главой комиссии был назначен боярин Василий Шуйский.

Следствие по делу о гибели царевича Дмитрия уникально тем, что до нашего времени сохранились материалы расследования. Допрошены были около 150 человек - практически все, кто был причастен к событиям 15 мая.

В результате расследования было установлено следующее. Царевич давно страдал приступами «черной немочи» - эпилепсии. Последний припадок произошел 12 мая, то есть за три дня до гибели. Затем Дмитрию полегчало, и 15 мая, после посещения обедни, мать разрешила ему погулять во внутреннем дворе.

С царевичем были мамка Василиса Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница Марья Колобова и четверо сверстников Дмитрия, сыновья кормилицы и постельницы Петруша Колобов, Иван Красенский и Гриша Козловский. Мальчишки играли «в тычки» - эта древняя русская игра более всего напоминает так называемые «ножички», в которые играют до сих пор. В общих чертах, суть игры заключается в бросании заостренного металлического предмета (ножа или стержня) в землю определенным образом.

В руке у Дмитрия находился либо нож, либо свайка (заострённый четырёхгранный гвоздь). В этот момент царевича настиг новый приступ эпилепсии. Во время приступа мальчик непроизвольно воткнул острие себе в горло, что и стало причиной смерти.

Окончательный вывод следственной комиссии - царевич Дмитрий погиб в результате несчастного случая. Освященный собор во главе с патриархом Иовом утвердил результаты следствия.

В наказание за бунт Мария Нагая была пострижена в монахини под именем Марфы, её братья были отправлены в ссылку, самые активные участники бунта из числа горожан были казнены, либо сосланы в Сибирь.

Но это было только начало истории. В 1598 году, так и не оставив наследника, скончался царь Федор Иоаннович. Династия Рюриковичей пресеклась. Земский собор избирает нового царя - Бориса Годунова.

Для противников нового монарха «угличское дело» становится отличным инструментом для порождения в народе недоверия к Годунову. Одним из главных злоумышленников становится Василий Шуйский. Бывший глава следствия по делу о гибели царевича Дмитрия сам мечтает занять трон, поэтому интригует против Годунова изо всех сил.

А тут еще на сцене появляется Лжедмитрий I, якобы чудесно спасшийся от убийц царевич. Ему многие верят, и в итоге в 1605 году, после смерти Бориса Годунова и расправы над его сыном Федором, самозванец занимает трон. Василий Шуйский в очередной раз меняет показания, и признает в Лжедмитрии законного царевича.

Но уже в 1606 году Василий Шуйский становится главой нового заговора, в результате которого Лжедмитрий будет убит, а честолюбивый боярин, наконец, садится на трон.

Однако и перед Шуйским встает проблема «чудесно спасшегося» царевича, теперь уже в виде Лжедмитрия II.

Царь понимает, что историю царевича нужно заканчивать, причем таким образом, чтобы народные массы поверили в то, что он мертв.

Царевич был похоронен в Угличе, где мало кто мог видеть его могилу. Василий Шуйский решает перезахоронить его в Москве, причем не просто как погибшего члена царской фамилии, а как святого мученика.

Это было изящное решение - при наличии почитаемых мощей святого миф о «чудесном спасении» будет использовать куда труднее.

По приказу царя в Углич направлена специальная комиссия под руководством митрополита Филарета - отца Михаила Романова, будущего основателя новой царской династии.

При вскрытии могилы мощи царевича были обнаружены нетленными и испускающими благовоние. В руке мертвый царевич сжимал горсть орехов - согласно версии об убийстве, преступники застигли ребенка, когда он игрался орехами.

Мощи торжественно перезахоронили в Архангельском соборе Кремля. Приходящие к гробу царевича стали заявлять о чудесных исцелениях, и в том же году он был причислен к лику святых.

Здесь историки ходят по краю, ибо благоверный царевич Димитрий Углицский, угличский и московский и всея Руси чудотворец, и сегодня является почитаемым русским святым. Тем не менее, ради исторической правды необходимо упомянуть о том, что думали о канонизации царевича современники.

Политический смысл происходящего был ясен и лежал на поверхности - Василий Шуйский изо всех сил пытался оттолкнуть сторонников от Лжедмитрия II. До нашего времени дошли и очень нехорошие предположения, каким именно образом останки Дмитрия оказались нетленными. Утверждалось, что митрополит Филарет купил у одного из стрельцов сына, который по возрасту подходил под возраст смерти Дмитрия, и приказал умертвить его. Тело этого ребенка и было предъявлено в качестве нетленных мощей. В эту жуткую версию верить не хочется, но времена были очень суровые. Чуть позднее, при воцарении Михаила Романова, 3-летнего сына «чудесно спасшегося царевича Дмитрия» публично повесили, так что перед убийством детей в ту эпоху мало кто останавливался.

Итак, окончательная версия Василия Шуйского гласила - царевича Дмитрия убили сторонники Бориса Годунова по его личному приказу. Реабилитировать Годунова у царя не было причин - во-первых, он являлся его политическим противником, а во-вторых, канонизировать можно было только жертву убийства, но никак не больного эпилепсией, погибшего в результате припадка.

Канонизация царевича Дмитрия самого Шуйского не спасла: он был свергнут и закончил дни в польской тюрьме.

Однако версия о том, что младшего сына Ивана Грозного убили подручные Бориса Годунова, сохранилась и при династии Романовых. Во-первых, Романовы тоже враждовали с Годуновым, а во-вторых, версия о вине царя Бориса делала его «нелегитимным» монархом, поджигателем Смуты, которую завершило воцарение «легитимных Романовых».

Более двух веков Годунов безоговорочно считался убийцей царевича Дмитрия. Окончательно его «приговорил» талант Александра Пушкина в трагедии «Борис Годунов».

Однако в 1820-х годах стали доступны обнаруженные в архиве материалы «Угличского дела». Русский историк Михаил Погодин поставил под сомнение версию об убийстве царевича. Материалы следствия довольно логично обосновывали то, что произошел несчастный случай.

Обращает на себя внимание и то, что следователей в Углич отправил сам Борис Годунов, требуя тщательного разбирательства. Выходит, что Годунов был абсолютно уверен в том, что никаких улик против него найдено не будет. Между тем, он никак не мог знать, как именно развивались события в Угличе и что именно видели свидетели. Получается, что Годунов был заинтересован в объективном следствии, зная, что оно подтвердит его невиновность.

К тому же в 1591 году царевич Дмитрий вовсе не был единственной помехой для Годунова на пути к трону. Тогда еще существовала небезосновательная надежда, что у Федора родится наследник. В мае 1592 года царица Ирина родила девочку, и никто не мог гарантировать, что это последний ребенок царской четы.

Нельзя забывать и о том, что царевич Дмитрий был незаконнорожденным с точки зрения церкви. С таким конкурентом Годунов мог побороться за трон и без наемных убийц.

У сторонников версии убийства есть еще один серьезный аргумент - современные медики полагают, что ребенок при приступе эпилепсии выронил бы нож, и никак не смог бы нанести себе смертельную рану. Но и на это есть ответ - рана могла возникнуть в результате неправильного оказания помощи перепуганными мальчишками или нянькам, спровоцировавшими роковое движение.

Расправа, учиненная над подозреваемыми в убийстве, лишила следствие их показаний, которые могли стать важнейшими в этом деле.

В итоге обе версии гибели царевича Дмитрия не могут быть отвергнуты окончательно.

Первый период смуты: борьба за московский престол

Прекращение династии

Начальным фактом и ближайшей причиной смуты послужило прекращение царской династии. Совершилось это прекращение смертью трех сыновей Ивана Грозного : Ивана, Федора и Дмитрия. Старший из них, Иван, был уже взрослым и женатым, когда был убит отцом. Характером он вполне походил на отца, участвовал во всех его делах и потехах и, говорят, проявлял такую же жестокость, какая отличала Грозного. Иван занимался литературой и был начитанным человеком. Существует его литературный труд "Житие Антония Сийского". (Впрочем, надо заметить, что это "Житие" представляет просто переработку его первоначальной редакции, принадлежащей некоему иноку Ионе. Оно написано по существующему тогда риторическому шаблону и особенных литературных достоинств не имеет.) Неизвестно, почему у него с отцом произошла ссора, в которой сын получил от отца удар жезлом настолько сильный, что от него (в 1582 г.) скончался. После смерти самого Грозного в живых остались два сына: Федор и, ребенок еще, царевич Дмитрий, рожденный в седьмом браке Грозного с Марией Нагой.

В первое время по смерти Ивана Грозного произошли какие-то, нам точно неизвестные, беспорядки , которые окончились ссылкой боярина Бельского и удалением Марии Нагой с царевичем Дмитрием в Углич. Царем сделался Федор . Иностранные послы Флетчер и Сапега рисуют нам Федора довольно определенными чертами. Царь ростом был низок, с опухлым лицом и нетвердой походкой и притом постоянно улыбался. Сапега, увидав царя во время аудиенции, говорит, что получил от него впечатление полного слабоумия. Говорят, Федор любил звонить на колокольне, за что еще от отца получил прозвище звонаря, но вместе с тем он любил забавляться шутами и травлей медведей . Настроение духа у него было всегда религиозное, и эта религиозность проявлялась в строгом соблюдении внешней обрядности. От забот государственных он устранялся и передал их в руки своих ближних бояр. В начале его царствования из боярской среды особенно выдавались значением: Борис Годунов и Никита Романович Захарьин-Юрьев. Так шло до 1585 г., когда Никита Романович неожиданно был поражен параличом и умер. Власть сосредоточилась в руках Бориса Годунова , но ему пришлось бороться с сильными противниками – князьями Мстиславским и Шуйскими. Борьба эта принимала иногда очень резкий характер и кончилась полным торжеством Годунова. Мстиславский был пострижен, а Шуйские со многими родственниками подверглись ссылке.

Пока все это происходило в Москве, Мария Нагая с сыном и со своей родней продолжала жить в Угличе в почетной ссылке. Понятно, как должна была относиться она и все Нагие к боярам, бывшим у власти, и к Годунову, как влиятельнейшему из них. Нагая была жена Ивана Грозного, пользовалась его симпатией и общим почетом, и вдруг ее, царицу, выслали в далекий удел – Углич и держали под постоянным надзором.

Дворец в Угличе, где жили царевич Дмитрий и его мать Мария Нагая

Таким надзирателем от правительства был в Угличе Битяговский. Относиться к Битяговскому хорошо Нагие не могли, видя в нем агента от тех, которые послали их в ссылку. Мы очень мало знаем о настроении Нагих, но если вдуматься в некоторые свидетельства о Дмитрии, то можно убедиться, какую сильную ненависть питала эта семья к боярам, правящим и близким к Федору; про Дмитрия в Москве ходило, конечно, много слухов. Между прочим, по этим слухам, иностранцы (Флетчер, Буссов) сообщают, что Дмитрий характером похож на отца: жесток и любит смотреть на мучения животных. Рядом с такой характеристикой Буссов сообщает рассказ о том, что Дмитрий сделал однажды из снега чучела, называл их именами знатнейших московских вельмож, затем саблей сшибал им головы, приговаривая, что так он будет поступать со своими врагами – боярами. И русский писатель Авраамий Палицын пишет, что в Москву часто доносили о Дмитрии, будто он враждебно и нелепо относится к боярам, приближенным своего брата и особенно к Борису Годунову. Палицын объясняет такое настроение царевича тем, что он был "смущаем ближними своими". И действительно, если мальчик высказывал такие мысли, то очевидно, что сам он их выдумать не мог, а внушались они окружающими его. Понятно и то, что злоба Нагих должна была обратиться не на Федора, а на Бориса Годунова, как главного правителя. Ясно также, что и бояре, слыша о настроении Дмитрия, который считался наследником престола, могли опасаться, что взрослый Дмитрий напомнит им о временах отца своего, и могли желать его смерти, как говорят иностранцы. Таким образом, немногие показания современников с ясностью вскрывают нам взаимные отношения Углича и Москвы. В Угличе ненавидят московских бояр, а в Москве получаются из Углича доносы и опасаются Нагих. Помня эту скрытую вражду и существование толков о Дмитрии, мы можем объяснить себе, как весьма возможную сплетню, тот слух, который ходил задолго до убиения Дмитрия, – о яде, данном Дмитрию сторонниками Годунова; яд этот будто бы чудом не подействовал.

15 мая 1591 г. царевич Дмитрий был найден на дворе своих угличских хором с перерезанным горлом. Созванный церковным набатом народ застал над телом сына царицу Марию и ее братьев Нагих. Царица била мамку царевича Василису Волохову и кричала, что убийство – дело дьяка Битяговского. Его в это время не было во дворе; услышав набат, он тоже прибежал сюда, но едва успел прийти, как на него кинулись и убили. Тут же убили его сына Данилу и племянника Никиту Качалова. С ними вместе побили каких-то посадских людей и сына Волоховой Осипа. Дня через два была убита еще какая-то "юродивая женка", будто бы портившая царевича. 17 мая узнали об этом событии в Москве и прислали в Углич следственную комиссию, состоявшую из следующих лиц: князя В. Шуйского, окольничего Андрея Клешнина, дьяка Вылузгина и Крутицкого митрополита Геласия. Их следственное дело (оно напечатано в Сбор. Гос. Грам. и Дог., т. II) выяснило: 1) что царевич сам себя зарезал в припадке падучей болезни в то время, когда играл ножом в "тычку" (вроде нынешней свайки) вместе со своими сверстниками, маленькими жильцами, и 2) что Нагие без всякого основания побудили народ к напрасному убийству невинных лиц. По донесению следственной комиссии, дело было отдано на суждение патриарха и других духовных лиц. Они обвинили Нагих и "углицких мужиков", но окончательный суд передали в Руки светской власти. Царицу Марию сослали в далекий монастырь на Выксу (близ Череповца) и там постригли. Братьев Нагих разослали по разным городам. Виновных в беспорядке угличан казнили и сослали в Пелым, где из угличан будто бы составилось целое поселение; Углич, по преданию, совсем запустел.

Несмотря на то, что правительство отрицало убийство и признало смерть царевича нечаянным самоубийством, в обществе распространился слух, будто царевич Дмитрий убит приверженцами Бориса (Годунова) по Борисову поручению. Слух этот, сначала записанный некоторыми иностранцами, передается затем в виде неоспоримого уже факта, и в нашей письменности являются особые сказания об убиении Дмитрия; составлять их начали во время Василия Шуйского , не ранее того момента, когда была совершена канонизация Дмитрия и мощи его были перенесены в 1606 г. из Углича в Москву. Есть несколько видов этих сказаний, и все они имеют одни и те же черты: рассказывают об убийстве очень правдоподобно и в то же время содержат в себе исторические неточности и несообразности. Затем каждая редакция этих сказаний отличается от прочих не только способом изложения, но и разными подробностями, часто исключающими друг друга. Наиболее распространенным видом является отдельное сказание, включенное в общий летописный свод. В этом сказании рассказывается, что сперва Борис пытался отравить Дмитрия, но видя, что Бог не позволяет яду подействовать, он стал подыскивать через приятеля своего Клешнина таких людей, которые согласились бы убить царевича. Сперва это предложено было Чепчугову и Загряжскому, но они отказались. Согласился один только Битяговский. Самое убийство, по этому сказанию, произошло таким образом: когда сообщница Битяговского, мамка Волохова, вероломно вывела царевича гулять на крыльцо, убийца Волохов подошел к нему и спросил его: "Это у тебя, государь, новое ожерельице?" "Нет, старое", – отвечал ребенок и, чтобы показать ожерелье, поднял головку. В это время Волохов ударил царевича ножом по горлу, но "не захватил ему гортани", ударил неудачно. Кормилица (Жданова), бывшая здесь, бросилась защищать ребенка, но ее Битяговский и Качалов избили, а затем окончательно зарезали ребенка. Составленное лет через 15 или 20 после смерти Дмитрия, это сказание и другие рассказы крайне спутанно и сбивчиво передавали слухи об убийстве, какие ходили тогда в московском обществе. На них поэтому так и нужно смотреть, как на записанные понаслышке. Это не показания очевидцев, а слухи, и свидетельствуют они неоспоримо об одном только, что московское общество твердо верило в насильственную смерть царевича.

Такое убеждение общества или известной его части идет вразрез с официальным документом о самоубийстве царевича. Историку невозможно помирить официальных данных в этом деле с единогласным показанием сказаний об убийстве, и он должен стать на сторону или того, или других. Уже давно наши историки (еще Щербатов) стали на сторону сказаний. Карамзин в особенности постарался сделать Бориса Годунова очень картинным "злодеем". Но в науке давно были голоса и за то, что справедливо следственное дело, а не сказания (Арцыбашев, Погодин, Е. Белов). Подробное изложение всех данных и полемики по вопросу о царевиче можно найти в обстоятельной статье А. И. Тюменева "Пересмотр известий о смерти цар. Дмитрия" (в "Журнале Министерства Нар. Просвещения", 1908, май и июнь).

Царевич Дмитрий. Картина М. Нестерова, 1899

В нашем изложении мы так подробно остановились на вопросе о смерти Дмитрия для того, чтобы составить об этом факте определенное мнение, так как от взгляда на это событие зависит взгляд на личность Бориса; здесь ключ к пониманию Бориса. Если Борис – убийца, то он злодей, каким рисует его Карамзин; если нет, то он один из симпатичнейших московских царей. Посмотрим же, насколько мы имеем основание обвинять Бориса в смерти царевича и подозревать достоверность официального следствия. Официальное следствие далеко, конечно, от обвинения Бориса. В этом деле иностранцы, обвиняющие Бориса, должны быть на втором плане, как источник второстепенный, потому что о деле Дмитрия они только повторяют русские слухи. Остается один род источников – рассмотренные нами сказания и повести XVII в. На них-то и опираются враждебные Борису историки. Остановимся на этом материале. Большинство летописателей, настроенных против Бориса, говоря о нем, или сознаются, что пишут по слуху, или как человека хвалят Бориса. Осуждая Бориса как убийцу, они, во-первых, не умеют согласно передать обстоятельства убийства Дмитрия, как мы это видели, и, кроме того, допускают внутренние противоречия. Составлялись их сказания много спустя после события, когда Дмитрий был уже канонизирован и когда царь Василий, отрекшись от своего же следствия по делу Дмитрия, всенародно взвел на память Бориса вину в убийстве царевича, и оно стало официально признанным фактом. Противоречить этому факту было тогда делом невозможным. Во-вторых, все вообще сказания о смуте сводятся к очень небольшому числу самостоятельных редакций, которые позднейшими компиляторами очень много перерабатывались. Одна из этих самостоятельных редакций (так называемое "Иное сказание"), очень влиявшая на разные компиляции, вышла целиком из лагеря врагов Годунова – Шуйских. Если мы не примем во внимание и не будем брать в расчет компиляций, то окажется, что далеко не все самостоятельные авторы сказаний против Бориса; большинство их очень сочувственно отзывается о нем, а о смерти Дмитрия часто просто молчат. Далее, враждебные Борису сказания настолько к нему пристрастны в своих отзывах, что явно на него клевещут, и их клеветы на Бориса далеко не всегда принимаются даже его противниками учеными; например, Борису приписываются: поджог Москвы в 1591 г., отравление царя Федора и дочери его Феодосии.

Эти сказания отражают в себе настроение общества, их создавшего; их клеветы – клеветы житейские, которые могли явиться прямо из житейских отношений: Борису приходилось действовать при Федоре в среде враждебных ему бояр (Шуйских и др.), которые его ненавидели и вместе с тем боялись, как неродовитую силу. Сперва они старались уничтожить Бориса открытой борьбой, но не могли; весьма естественно, что они стали для той же цели подрывать его нравственный кредит, и это им лучше удалось. Прославить Бориса убийцей было легко. В то смутное время, еще до смерти Дмитрия, можно было чуять эту смерть, как чуял ее Флетчер. Он говорит, что Дмитрию грозит смерть "от покушения тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя". Но Флетчер не называет здесь Бориса, и его показание может быть распространено и на всех более родовитых бояр, так как они тоже могли явиться претендентами на престол. Буссов говорит, что "многие бояре" хотели смерти Дмитрия, а больше всех Борис. Нагие могли стоять на такой же точке зрения. Ненавидя все тогдашнее боярское правительство, они ненавидели Бориса только как его главу, и царица Мария, мать Дмитрия, по весьма естественной связи идей, в минуту глубокого горя могла самоубийству сына придать характер убийства со стороны правительства, иначе говоря, Бориса, а этой случайно брошенной мыслью противная Борису боярская среда могла воспользоваться, развить эту мысль и пустить в ход в московском обществе для своих целей. Попав в литературу, эта политическая клевета стала общим достоянием не только людей XVII в., но и позднейших поколений, даже науки.

Помня возможность происхождения обвинений против Бориса и соображая все сбивчивые подробности дела, нужно в результате сказать, что трудно и пока рискованно настаивать на факте самоубийства Дмитрия, но в то же время нельзя принять господствующего мнения об убийстве Дмитрия Борисом. Если признать это последнее мнение требующим новых оправданий, а его именно таким и следует считать, – то надо объяснить выбор в цари Бориса без связи с его "злодейством". А что касается до этого господствующего мнения о виновности Бориса, то для его надлежащего подтверждения нужны, строго говоря, три исследования: 1) нужно доказать в деле Дмитрия невозможность самоубийства и, стало быть, подложность следственного дела. Белов, доказывая подлинность этого дела, исследовал с медицинской точки зрения возможность самоубийства в эпилепсии: медики говорили ему, что подобное самоубийство возможно. Что касается до самого следственного дела, то оно представляет нам подробности, отличающиеся такой наивностью, что подделать их в то время было бы просто невозможно, так как требовалось бы уже слишком много психологического чутья, недоступного людям XVII в. Далее: 2) если и была бы доказана невозможность самоубийства, то следует еще доказать, что убийство было своевременно, что в 1591 г. можно было предвидеть бездетную смерть Федора и с ней связывать какие-нибудь расчеты. Этот вопрос очень спорный. Да, наконец, 3) если бы такие расчеты и были возможны, то один ли Годунов мог их тогда иметь? Разве никто, кроме Годунова, не имел интереса в смерти Дмитрия и не мог рискнуть на убийство?

Вот сколько темных и неразрешимых вопросов заключается в обстоятельствах смерти царевича Дмитрия. Пока все они не будут разрешены, до тех пор обвинение Бориса будет стоять на очень шаткой почве, и он перед нашим судом будет не обвиняемым, а только подозреваемым; против него очень мало улик и вместе с тем есть обстоятельства, убедительно говорящие в пользу этой умной и симпатичной личности.

15 мая 1591 года в Угличе во время игры в «тычку» при невыясненных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий, сын последней жены Марии Нагой. Это событие вызвало мятеж, в частности, были убиты политические противники Нагих и посадник Углича. Правительством была сформирована Следственная комиссия для выяснения обстоятельств смерти. Следственное дело постановило, что причиной смерти царевича было нечаянное самоубийство, однако молва приписала вину за эту смерть Борису Годунову.

За прошедшие века в общественном сознании закрепилось представление об однозначной виновности Годунова в смерти царевича. Особую популярность этому убеждению дала пьеса А.С. Пушкина «Борис Годунов». В произведении Борис Годунов показан мудрым и твердым правителем, однако на протяжении всего повествования его мучают угрызения совести за смерть ребенка:

...Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...

Действительность

После смерти Ивана Грозного престол занял его сын Федор Иоанович. Считается, что он отличался слабым здоровьем и скудоумием. Реальную же власть находилась в руках его шурина — Бориса Годунова.

Младший сын Ивана IV — Дмитрий — вместе со своей матерью и родней отправлен в удельный город Углич. Царевич воспитывался при окружении родственников царицы — Нагих.

Многие историки, начиная с Н.М. Карамзина, открыто обвиняют Бориса Годунова в этом злодеянии. Исторические источники, повести и сказания, иллюстрируют подробности его убийства, однако никто из авторов сочинений не был очевидцем угличских событий. Казалось бы, что многие факты говорят против Бориса. Ведь именно он в итоге получил власть в 1598 году.

Некоторые историки, среди которых Р.Г. Скрынников, кардинально по-другому интерпретировали эти события. Дмитрий был сыном Ивана IV от восьмого брака, который не получил благословления церкви.

К моменту смерти царевича (1591 год) не исчезла возможность появления законного наследника у царя Федора, ведь последний умер лишь спустя продолжительное время после описываемых событий в 1598 году. Неужели он мог просчитать ход событий на ближайшие семь лет вперед?

Бытует мнение, что Борис Годунов специально направил в Углич преданных людей, задачей которых было не выяснение истины, а затушить молву о насильственной смерти царевича. Однако, как отмечает Р.Г. Скрынников, следует обратить внимание на тот факт, что возглавлял следствие политический противник Годунова — хитрый и изворотливый князь Василий Иванович Шуйский. Исследователей смущало поведение Шуйского, ведь впоследствии, он несколько раз менял свои показания. Согласно выводам Следственной комиссии Борис был непричастен к смерти царевича. Однако в дальнейшем В.И. Шуйский дважды менял свою точку в зависимости от политической ситуации. И в итоге, став царем, он признал и сделал официальной версию об убийстве Дмитрия. Стоит ли доверять таким показаниям?

Интересно отметить, что сразу после смерти царевича по указу царицы Марии Нагой произошел кровавый самосуд, во время которого возникла версия о спланированном убийстве царевича. Нагие подготовили подложные улики, чтобы сбить с толку следователей, однако обман был вскрыт. Если царевич был действительно убит, зачем это надо было делать?

С точки зрения некоторых исследователей, Следственной комиссии было поручено расследовать два момента: дело о смерти царевича, и дело об измене Нагих.

Как уже отмечалось выше, Следственное дело зафиксировало версию случайной, нечаянной смерти царевича. Эта версия опиралась на два утверждения. Первое заключалось в том, что царевич страдал страшной болезнью — эпилепсией, или как ее называли на Руси «падучей», «черным недугом». Второй же факт — именно в момент игры в ножички с царевичем случился приступ эпилепсии. Все свидетели-очевидцы зафиксировали припадок ребенка.

Некоторые исследователи полагают, что показания угличан о нечаянной смерти царевича были получены под давлением и угрозами. Р.Г. Скрынников же отмечает, что комиссия не преследовала своих свидетелей.

Следственное дело тщательно и подробно рассмотрело факт смерти Дмитрия и прямых улик, указывающих на причастность к ней Бориса Годунова выявлено не было. Другое дело, что с наступлением Смутного времени «имя Дмитрия» принял авантюрист, захвативший Московский двор. А сам «миф о чудесно спасенном Дмитрии Иоанновиче» стал использоваться разными сословиями для удовлетворения своих интересов.

Конечно, нельзя однозначно заявить о причастности или непричастности Бориса Годунова к гибели царевича. Этот вопрос еще остается дискуссионным, однако прямых доказательств, обличающих Бориса Годунова, на данный момент не обнаружено.

Источники и литература

Пушкин А.С. Борис Годунов М., 1978.

Споры о загадочной смерти царевича Дмитрия не утихают по сей день. По официальной версии мальчик по неосторожности нанес себе ножом рану в область шеи. Но, по слухам, царевича Дмитрия злодейски зарезали люди, подосланными . Так, смерть царевича Дмитрия из личной драмы превратилась в историческую трагедию. Такая версия до сих пор оказывает заметное влияние на историографию.

Что же произошло в действительности на подворье угличского кремля в солнечный день 15 мая четыре сотни лет тому назад?

1584 год — царевича Дмитрий вместе с матерью Марией Нагой, шестой или седьмой женой Ивана Грозного, выехали в Углич. Брак их, согласно канонам Русской Православной Церкви, не мог считаться законным и, как следствие, Дмитрия, которому царь Иван IV выделил удельное княжество со столицей в Угличе, как незаконнорожденного, надлежало бы именовать не царевичем, а удельным угличским князем. Но в историю он все-же вошел как «малолетний царевич Дмитрий». Он был единственная надежда рода Нагих на возвышение.

Уже с 6–7 лет он стал чувствовать себя будущим государем. Мальчика отмечала семейная черта - жестокость и необузданный характер. Он частенько велел дворовым людям лепить из снега и вырезать из дерева фигуры людей и присваивал им имена московских бояр, а потом отсекал им конечности и головы, приговаривая при этом: «С этим я поступлю так-то, когда стану царем, а с этим - эдак». В русской истории был уже пример царственного ребенка, одаренного и страстного, который был воспитан подобным же образом. Из этого ребенка со временем вырос царь .

Трагические события разыгрались в субботний день, когда обитатели кремля готовились к обеду. Царевич, как всегда в это время, играл с мальчишками ножиком в «тычку». Бросавшему нож с определенного расстояния необходимо было попасть в очерченный на земле круг. Наступила очередь Дмитрия. И в это время случилось непредвиденное. Все кинулись во внутренний дворик. Мария Нагая выхватила из рук Арины Тучковой тело уже мертвого царевича. Обезумевшая от горя царица, показывая на Волохову, под чьим надзором был во время игры Дмитрий, запричитала, что это ее Осип с сыном Битяговского да Микита Качалов царевича Дмитрия убили.

Ударили в колокол. Вокруг уже толпился возбужденный народ. Многие прибежали с палицами и ножами. Выскочивший прямо из-за обеденного стола Битяговский попытался успокоить людей, отвергая обвинения в причастности его к смерти царевича Дмитрия. Однако, как в наше время, так и в те времена, сыграла роль «психология толпы», подогреваемая братьями Нагими.

А.С.Пушкин как-то проницательно заметил: «Народ, как дети, требует занимательности, действия. Народ требует сильных ощущений, для него и казни - зрелище. Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством». Дьяк Михаил Битяговский, который был прислан Годуновым надзирать за царевичем Дмитрием, и его помощники Никита Качалов и Данила Третьяков были тут же растерзаны возбужденными людьми. На глазах Марии Нагой убили игравших с Дмитрием малышей Данилу Битяговского и Осипа Волохова.

В Углич была прислана следственная комиссия во главе с митрополитом Саркским и Подоинским Геласием, а фактически руководил ею Василий Шуйский - коварный и умный противник Бориса Годунова. Историки пишут, что комиссия расследовала дело «по горячим следам».

С криминалистической точки зрения это не совсем так. Расследование по горячим следам считается тогда, когда оно было проведено в течение первых суток после случившегося. Комиссия же Шуйского приехала в Углич лишь 19 мая, то есть на четвертые сутки после случившегося. С точки зрения современной криминалистики, смерть при так называемых «невыясненных обстоятельствах» предполагает возможность убийства, или же несчастного случая. До нашего времени дошел «Обыск» - следственное дело Шуйского. Надо заметить, что расследование проводилось довольно профессионально. Как и положено, отрабатывалось несколько версий. На Руси во все времена умели вести «розыскные» дела.

Установили, что в момент трагедии все убиенные служивые люди на месте смерти царевича Дмитрия не были. Дьяки и подьячие проводили очные ставки, подробно допрашивали свидетелей. Рассказам мальчиков, наблюдавших за игрой, придавалось особенное значение. Ведь дети легко внушаемые и на допросах при грамотно поставленных вопросах могут дать «необходимые» для следствия показания.

Как подтверждает анализ записей следственного дела, на детей при дознании не оказывалось психологического давления со стороны взрослых. Мальчики рассказали о произошедшем так: «…играл де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь - падучей недуг - и набросился на нож». Взрослые подтверждали: «…да в ту пору, как ево било, покололся ножом сам и оттого помер».

Комиссия, рассмотрев показания свидетелей, пришла к однозначному выводу, что имел место несчастный случай во время приступа «падучей». После изучения всех документов 2 июня 1591 г. «Освященный собор» и боярская дума объявили народу: «Царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом».

Теперь уже участников бунта в Угличе постигла жестокая расправа: братья Михаил, Андрей и Григорий Нагие были заточены в острогах дальних городов, а мать царевича Мария Нагая была пострижена в монахини и сослана в отдаленный монастырь. Наказали и многих горожан. Судьба же угличского колокола, известившего об «убиении» царевича Дмитрия, стала под стать человеческой: его лишили одного «уха» и под крепкой стражей «сослали» в далекий Тобольск.

Учитывая непростую политическую ситуацию тех времен, некоторые скептики по сей день говорят: «А не могли ли доверенные люди Бориса Годунова в розыскное дело вставить определенные листы, свидетельствующие в его пользу?» Проведенные в наши дни научные исследования подтвердили абсолютную подлинность составленного «Обыска».

И все-же еще продолжают появляться публикации о преднамеренном убийстве царевича Дмитрия. Даже многие из именитых ученых не перестают утверждать, что имена настоящих исполнителей убийства, как видно, никогда не будут известны. Может быть, это были наемники, которых в Угличе никто не знал, они могли без затруднений попасть на территорию кремля, так как он практически не охранялся. Совершив злодейство, преступники покинули территорию дворца и, на конях, покинули город. Версии этих ученых основываются на раскладе политических сил тех времен.

Они полагают, что смерть царевича Дмитрия была выгодна в первую очередь Василию Шуйскому. Но спустя 13 лет после трагедии Шуйский признает в самозванце Лжедмитрии «убиенного царевича», а через 2 года после этого, «выкликнутый» на царство, он в своих грамотах объявил народу, что Дмитрий «умре подлинно и погребен в Угличе». Довольно неприглядной была и роль матери Дмитрия Марии Нагой. Привезенная из монастыря для очной встречи, она также признает в Лжедмитрии своего сына, наскоро придумав сказку о якобы «подмененном Дмитрии» во время приступа, и что тогда погиб «подменный» ребенок.

По одной из имеющихся версий, Дмитрия убили по приказу Бориса Годунова, при этом убийцы преднамеренно дали царевичу в руки острый нож во время игры и терпеливо ждали, когда царевич во время приступа эпилепсии сам наколется на него. Неправдоподобность такой ситуации очевидная.

Не обошла стороной история смерти царевича Дмитрия и великого русского писателя А.Чехова. После окончания медицинского факультета он собирался защитить диссертацию на тему: «Врачебное дело в России» и в этой диссертации хотел при помощи медицинских данных подойти к решению исторической разгадки смерти царевича Дмитрия. Изучая данные о смерти мальчика, Чехов с сожалением написал, что судебная медицина в проведенном исследовании совершенно отсутствовала.

Царевич страдал «черным недугом», «падучей болезнью»-тяжелейшей эпилепсией, сопровождавшейся неожиданно возникавшими частыми, продолжительными приступами-припадками. В наше время медицина рассматривает эпилепсию как нервно-психическое заболевание, в некоторых случаях приводящее к распаду личности. Истории известны многие примеры эпилепсии у знаменитых людей: , Ф.Достоевский, В.Гог, Г.Флобер… Все они, страдая «падучей болезнью», сохраняли интеллектуальный и творческий потенциал. Но эти примеры подтверждают лишь исключение из правил.

Об этом заболевании известно с древних времен. Уже в IV столетии лечение эпилепсии подразделялось на диетическое, хирургическое и фармакологическое. Диетические методы рекомендовали растирание тела больного винным уксусом и оливковым маслом, запрещали употребление некоторых видов рыб, мяса и дичи; хирургические-кровопускание, нанесение порезов на различных частях тела, трепанацию черепа; фармакологические - применение трав, отваров. Рекомендовались также постоянные молитвы и голодание, ношение амулетов. Чрезвычайно эффективным считали прижигание кожи головы в затылочной области. Но все эти средства мало помогали.

И, конечно, царевич был обречен - мальчик с издерганной психикой, искалеченный дурным воспитанием. Если взглянуть на Дмитрия обычными человеческими глазами без «исторической» подоплеки, то в роковой день, 15 мая, он вышел во двор, измученный тяжелейшим приступом, где его ожидали сверстники.

Последний перед смертью приступ длился у него непрерывно в течении двух дней. Он искусал руки мамок и нянек, старавшихся удержать выгибающееся в судорогах тело.

В медицинской практике отмечены случаи припадков «падучей», когда больной бывает застигнут приступом в самом неожиданном месте. Зачастую эпилептики наносят себе довольно тяжелые телесные повреждения при ударах о землю и окружающие предметы. Все это как бы подтверждает версию о несчастном случае, или версию об «убийстве без убийцы». Но медицинская практика ни разу не зафиксировала случая смерти, подобной смерти царевича Дмитрия. Получается, что медицинская статистика если не отвергает, то как бы ставит под сомнение версию «убийства без убийцы», так же, как и версию о несчастном случае во время приступа эпилепсии.

Какая же настоящая причина смерти царевича Дмитрия?

Наблюдательного А.Чехова не мог не заинтересовать вопрос: мог ли Дмитрий нанести смертельное колото-резаное ранение в области шеи своей рукой? Вот что написал он на этот счет издателю Суворину: «По поводу падучей возможно прочесть в любом учебнике по нервным болезням, а также и (для исследователя это нужно) в соответствующем отделе судебной медицины. Но Вы не специалист, не разберетесь в медицинском хаосе. Я возьму клочок бумаги и вкратце набросаю Вам все, что нужно, и объясню, буде сумею. Зарезать себя мальчик мог».

Ну а что говорит нам судебно-медицинская экспертиза нашего времени о подобного рода случаях? Может ли пострадавший причинить себе повреждения своей рукой?

Безусловно, может. Современной судебно-медицинской практике известно немало случаев смертельных исходов у эпилептиков, которые в момент приступа держали в руках колющие и режущие предметы. По этой причине Положение об охране труда запрещает лицам, страдающим эпилепсией, работать на производствах, связанных с механизированным трудом. А могла ли так быстро, как в случае с царевичем Дмитрием, наступить смерть при ножевой ране на шее?

Медицина по этому вопросу отвечает положительно: смерть наступает от воздушной эмболии сердца, то есть от попадания воздуха в правый его желудочек, при травмах сосудов шеи. Количество воздуха от 20 до 100 мл может вызвать смертельный исход раненого. И при быстром попадании даже сравнительно небольшого количества воздуха в сосудистое русло смерть как правило наступает немедленно, что и произошло, по-видимому, с царевичем Дмитрием.

Историография до сих пор не обладает информацией, позволяющей утверждать о причастности Бориса Годунова или Василия Шуйского к смерти царевича Дмитрия.

А многочисленные факты судебной медицины и данные экспертной практики говорят за то, что он мог погибнуть при повреждении сосудов шеи ножом, который держал в руке, во время приступа «падучей».

Учитывая подтвержденную современными научными исследованиями достоверность материалов тщательно проведенного после трагедии «Обыска» в Угличе и возможность нанесения себе, при случаях эпилепсии, смертельных уколов, что подтверждается современной практикой судебно-медицинской экспертизы, смерть сына Ивана Грозного царевича Дмитрия следует трактовать как несчастный случай.

Осенью 1580 года, в разгар Ливонской войны, грозный царь Иван Васильевич шумно отпраздновал в Александровской слободе свою восьмую свадьбу. На этот раз его супругой стала Мария, дочь боярина Федора Федоровича Нагого. В храме, где происходило венчание, не было ни митрополита, ни епископов. Литургию служил поп Никита, государев любимец из опричников, поставленный в священники Спасо-Преображенского собора по желанию Ивана Васильевича; он же и повенчал молодых.

Молчаливое попустительство церкви столь вопиющему нарушению ее уставов уже давно стало обычным делом. Когда после внезапной смерти третьей жены Марфы Васильевны Собакиной царь решил учинить дотоле неслыханное на Руси беззаконие, взяв себе четвертую супругу, Анну Алексеевну Колтовскую, он еще озаботился тем, чтобы получить святительское благословение этого брака. На церковном соборе Иван Васильевич жаловался духовенству, что злые люди чародейством извели его первую супругу Анастасию, отравили вторую, черкасскую княжну Марию Темрюковну, погубили третью; что в отчаянии, в горести он хотел посвятить себя житию иноческому, но видя жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак, так как жить в мире без жены соблазнительно, и ныне, припадая с умилением, просит святителей о разрешении и благословении. Собор, возглавляемый новгородским архиепископом Леонидом, пошел на откровенную сделку с царем. Ради теплого, умильного покаяния государева решили утвердить брак, наложив на царя епитимью, а чтобы беззаконие царя не было соблазном для народа, пригрозили анафемой всякому, кто подобно государю дерзнет взять четвертую жену. Через год Иван Васильевич сослал надоевшую супругу в монастырь; главного своего пособника в этой женитьбе, архиепископа Леонида, вскоре приказал зашить в медвежью шкуру и затравить собаками, после чего, уже не советуясь с духовенством, разрешил сам себе еще несколько супружеств. Пятая жена Мария Долгорукова не сохранила для царя девственность и была утоплена; шестая и седьмая - Анна Васильчикова и Василиса Мелентьева - исчезли неизвестно куда.

Все на этой свадьбе было так же, как бывало и на предыдущих свадьбах царя, - визжали дудки, гнусаво блеяли рожки, тупо позвякивали бубенцы на бубнах, гости объедались диковинными блюдами - жареными лебедями, сахарными кремлями, мясом во всех видах, выпеченными из теста оленями, утками, единорогами, опивались дорогими винами, развязно шутили, орали пьяные песни. Необычно было лишь распределение свадебных чинов. За один стол с Иваном Васильевичем и Марией Федоровной уселись: посаженный отец царя его младший сын Федор, царский дружка князь Василий Иванович Шуйский, посаженная мать невесты Ирина Федоровна, жена царевича Федора, и царицын дружка - окольничий боярин и кравчий Борис Федорович Годунов, брат Ирины.

В тот день никто из присутствовавших на свадьбе не мог и предположить, что рядом с царской четой сидели те, кому в будущем суждено было, вопреки их происхождению и положению, наследовать московский престол. Судьба уже незаметно связала их судьбы, и с этого неприметного узелка начался отсчет Смутного времени.

Свадьба лишь ненадолго отвлекла царя от черных дум. Иван Васильевич пребывал в оцепенении, вызванном военными успехами поляков и шведов. Ливонская война близилась к своему бесславному концу. Шведский генерал Делагарди взял Нарву, вырезав в ней несколько тысяч жителей, овладел Корелою, берегами Ижоры, городами Ямом и Копорьем. Войска Стефана Батория брали в Ливонии и в самой Росии город за городом; Радзивилл, сын виленского воеводы, совершил набег на берега Волги и дошел до Ржева. Успехи воеводы Ивана Петровича Шуйского, отстоявшего Псков и тревожившего войско Батория смелыми вылазками, не могли вернуть грозному царю былого мужества и веры в непобедимость своего оружия. «Ты довольно почувствовал нашу силу; даст Бог, почувствуешь еще!» - гордо писал ему Баторий и насмехался: «Курица защищает от орла и ястреба своих птенцов, а ты, орел двуглавый, от нас прячешься... Жалеешь ли крови христианской? Назначь время и место; явись на коне и сразись со мной один на один, да правого увенчает Бог победой!» Ему вторил Курбский: «Вот ты потерял Полоцк с епископом, клиром, войском, народом, а сам, собравшись с военными силами, прячешься за лес, хороняка ты и бегун! Еще никто не гонится за тобой, а ты уже трепещещь и исчезаешь. Видно совесть твоя вопиет внутри тебя, обличая за гнусные дела и бессчисленные кровопролития!» Так оно и было. Иван Васильевич страшился измены и боялся посылать войско навстречу врагам; был уверен, что воеводы схватят его самого и выдадут Баторию.

Вскоре после свадьбы в Александровской слободе возобновились оргии, со скоморохами, девками и казнями. Иван Васильевич тяжело наливался вином, стараясь заглушить в себе страх и стыд за свое унижение. Он совсем охладел к своей новой супруге. Красота Марии не могла надолго прельстить пресытившегося царя, похвалявшегося тем, что он за свою жизнь растлил тысячу дев. Сохранилось известие, что он женился на ней лишь для того, чтобы успокоить царевича Ивана и ближних бояр, раздраженных его намерением добиваться руки английской королевы Елизаветы. Старея, Иван Васильевич начинал побаиваться старшего сына и порой ненавидел его, может быть, потому, что видел в нем себя. Участник - поначалу невольный - всех отцовских оргий и казней, царевич Иван платил царю тем же, все чаще заглушая страх перед родителем своеволием и дерзостью.

В ноябре 1581 года противостояние отца и сына разрешилось смертью царевича, умершего при неясных обстоятельствах. Неподвижно сидел царь у тела сына те трое суток, пока шли приготовления к погребению... Родные, духовные, окольничие, подходившие к нему с увещеваниями и утешениями, не могли добиться от него ни слова. В Архангельском соборе, куда из Александровской слободы на руках принесли гроб с телом царевича, царь, в одной черной ризе, приникнув к гробу, прорыдал всю службу и отпевание, и потом, после погребения, с тоскливым звериным воем долго бился о землю...

Возвратившись в Александровскую слободу, Иван Васильевич на некоторое время уединился ото всех. Но вот однажды он появился в боярской думе - истаявший, желтый, щуривший воспаленные глаза. В мертвой тишине торжественно объявил, что слагает с себя Мономахов венец и постригается в монахи, чтобы кончить дни в покаянии и молитве, в надежде на одно милосердие Господне; бояре же должны выбрать промеж себя достойного государя, которому он немедленно вручит державу и сдаст царство.

Нашлись такие, которые были готовы поверить в искренность царя. Однако большинство бояр, благоразумно опасаясь, что в случае их согласия у царя вдруг может исчезнуть влечение к схиме, принялись умолять его не идти в монастырь, по крайней мере до окончания войны. Иван Васильевич с видимым неудовольствием согласился продлить попечение о государстве и людишках, ему Богом врученных. Но в знак своей скорби он отослал в кремлевскую сокровищницу корону, скипетр и пышные царские облачения. Двор вместе с царем оделся в траур и отрастил волосы в знак покаяния. Иван Васильевич ежедневно служил панихиды. Каялся. Слал богатые дары на Восток, патриархам - в Константинополь, Антиохию, Александрию, Иерусалим, - чтобы молились об упокоении души его сына. Усиленно припоминал всех казненных и замученных им людей, вписывал их имена в синодики. О тех, кого не мог вспомнить, писал просто: «Они же тебе, Господи, ведомы!»

Вероятно, под влиянием покаянного настроения он примирился и с Марией. В феврале 1582 года, на втором году своего брака, она почувствовала себя беременной.

С.М.Прокудин-Горский. Покров, шитый Марией Нагой. Фото 1910 года.

Но вскоре Мария окончательно опостылела ему. Иван Васильевич возобновил проекты брачного союза с английским королевским домом. В августе 1582 года он послал в Лондон дворянина Федора Писемского обговорить условия его брака с Мэри Гастингс, племянницей королевы Елизаветы. О Марии Писемскому велено было сказать, что хотя у царя и есть жена, но она не какая-нибудь царица, а простая подданная, не угодна ему и ради королевиной племянницы можно ее и прогнать.

Осенью двор переехал в Москву. Здесь 19 октября, в день памяти святого мученика Уара, Мария родила мальчика, нареченного при крещении Дмитрием. (Возможно, имя для сына было выбрано ею в честь одного из своих предков. Нагие происходили из Дании. Их родоначальник Ольгерд Прега, в крещении Дмитрий, в 1294 году выехал из Дании к великому князю Михаилу Ярославовичу Тверскому, и был у него в боярах.) Восприемником царевича был выбран князь Иван Федорович Мстиславский, потомок древних князей литовских, породнившихся с царствующим домом.

Зимой 1584 года стало ясно, что девятый брак царя не состоится. Писемский писал из Лондона, что племянница королевы больна оспой и притом не хочет переменять веры. У Марии, ежеминутно ожидавшей разлуки с сыном и пострижения в монастырь, отлегло от сердца. Но ее будущее по-прежнему представлялось неясным.

В январе Иван Васильевич заболел: у него распухли половые органы, внутренности гнили, тело царя издавало отвратительный смрад. Два месяца страшной болезни, которую врачи затруднялись определить, хотя усматривали ее причину в прежней развратной жизни и необузданных страстях царя, превратили его в дряхлого старика. Однако никогда еще он так сильно не хотел жить. Отчаявшись в искусстве иноземных врачей, он раздавал щедрые милостыни монастырям, искал спасения в ведовстве знахарей и знахарок, которых по его приказу привозили в Москву с далекого севера...

Возле умирающего царя сцепились Годунов и Бельский. По их наущению Иван Васильевич каждый день составлял и менял завещания. Бельский настраивал его вручить управление государством в руки австрийского эрцгерцога Эрнеста, которого царь некогда хотел сделать польским королем. Кравчий оказался ловчее: добился передачи престола Федору и назначения при нем опекунского совета, куда вошел он сам, Бельский, боярин Никита Романович Захарьин и князья Иван Федорович Мстиславский и Иван Петрович Шуйский. Дмитрию с матерью царь назначил в удел Углич; воспитание царевича вверил Бельскому.

Это последнее завещание было подписано 15 марта. До кончины царя оставалось всего трое суток. За это время Бельский, позабыв про австрийского эрцгерцога, подбил Нагих - отца, братьев и дядей царицы - совместно добиваться престола для Дмитрия. То, что полуторогодовалый царевич по канонам церкви считался незаконнорожденным, не смущало их - все-таки он был природный государь, плоть от плоти грозного царя. Неизвестно, одобряла ли Мария планы заговорщиков; скорее всего ее и не спрашивали о согласии. Не исключено, что Бельский имел более далекие виды на будущее. Возможно, что, используя имя Дмитрия, он надеялся снять Мономахов венец с головы Федора, чтобы потом возложить его на себя, женившись на Марии.

18 марта Иван Васильевич почувствовал себя лучше. Повеселел, возобновил занятия государственными делами. Около трех часов пошел в баню, с удовольствием мылся, тешился любимыми песнями. Освеженный, накинул на себя широкий халат и велел подать шахматы. Принесли доску и два ларца с фигурами. Иван Васильевич опустил руку в свой ларец, вынул первую попавшуюся фигуру. Но клеток на доске вдруг стало слишком много, они плыли, мигали, меняли цвета... Невыносимая боль в груди и мгновенный приступ удушья погрузили все в темноту..

Еще по дворцу сломя голову бегали слуги, посланные кто за водкой, кто за розовой водой, еще врачи растирали бездыханное тело царя своими снадобьями, еще митрополит Дионисий наскоро совершал над ним обряд пострижения, - а Бельский уже приказал верным ему стрельцам закрыть ворота Кремля и принялся убеждать опекунов передать скипетр и державу Дмитрию.

Выезд семьи Ивана Грозного.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в .

Тем временем ударили в колокол за исход души. Москвичи бросились в Кремль. Найдя ворота закрытыми, заволновались. Послышались крики, что Бельский извел великого государя и теперь хочет умертвить царевича Федора. Там и тут над головами людей уже колыхались бердыши, мушкеты, дреколье. Всем миром вытребовали из Кремля народного любимца Никиту Романовича и под охраной отвели его домой. Потом откуда-то появились пушки. Их поставили напротив Фроловских (Спасских) ворот и стали стрелять.

Бельский пошел на мировую. Спустя некоторое время стрельцы со стен крикнули, чтобы прекратили огонь. Ворота открылись, Годунов, Мстиславский, Шуйский и дьяки Щелкаловы вышли к народу. Они заверили горожан, что царевич и бояре целы, а Бельский повинился в измене и будет сослан воеводой в Нижний Новгород. Волнение мало-помалу улеглось.

Той же ночью Марию с сыном, ее отца, братьев и дядей выслали в Углич. Для приличия дали прислугу, стольников, стряпчих, детей боярских и почетный конвой - двести стрельцов. Всадники, подводы, телеги, кареты тронулись в темноту. Щелкали кнуты, ржали лошади; факелы бросали багряный отсвет на рыхлый снег, разваливавшийся под полозьями. Передают, будто Федор подошел к карете, в которой сидела Мария с Дмитрием.

Езжай, братец мой с Богом, - прошептал он, склонившись над младенцем. - Вот вырастешь, тогда поступлюсь тебе отцовским престолом, а сам в тихости пребуду...

Угличский царевич

Углич стоит на Волге, на обоих берегах. В XVI веке места здесь были пустынные, дикие. Вокруг - непролазные дебри, топи, заводи в ольхе и тростниках, столетние сосны и ели, валуны, вросшие в мох. Тонким голосом поет невидимый гнус, лоси и вепри с трудом продираются сквозь колтуны еловых ветвей. Для разбоя лучшего места не найти. Для спасения души тоже. Раньше, пока казанцев не усмирили, от татар житья не было. Казаки, поднимавшиеся по Волге на лодках, также своего не упускали, даром, что православные. После присоединения Казани на реке стало спокойно, миряне богатели торговлей, за городом множились тихие обители.

Сами угличане были не прочь потягаться древностью с Ростовом Великим: собственная угличская летопись сохранила предание о жившем здесь некоем Яне, приходившемся княгине Ольге не то братом, не то более дальней родней. По его имени и город долгое время носил название Яново поле, а потом стал называться Угличе поле - якобы от угла, который образует здесь Волга, круто поворачивая с севера на запад.

Углич - город самостоятельный. Все здесь свое - своя летопись, свой святой, свои князья. Последний удельный город в Московском государстве. Угличане привыкли, что ими владеют великие князья, братья московских государей. За своего господина стояли крепко, не щадя живота. Еще не так давно покушались вызволить из неволи Ивана и Дмитрия Андреевичей, племянников Ивана III Васильевича, которых он заточил в монастыре. Тогда государь в гневе рассеял многих угличан по другим городам. С тех пор Углич жил мирно. Последним угличским князем был Юрий Васильевич, брат грозного царя, поэтому опричный разгром и опалы город счастливо миновали.

Нового князя угличане приняли с радостью. Уже издали Мария увидела вышедшую из города навстречу поезду нарядную толпу горожан, духовенство, кресты, хоругви. Священнослужители говорили приветственные речи. Народ ликовал и падал ниц перед царской каретой.

В Преображенском соборе она долго молилась у гроба с мощами святого князя Романа Угличского. Потом поехала во дворец. Бродила по холодным, пустым каменным палатам, подыскивая, в какой комнате остановиться. Наконец выбрала самые дальние покои и уединилась в них с Дмитрием.

С.М.Прокудин-Горский. Дворец в Угличе

Как забыть кремлевские палаты, почет, власть, свою причастность к государственным делам и к тем, кто заправляет ими? Может быть, Нагие и смирились бы с жизнью в Угличе, если бы им ежедневно не напоминали самым унизительным образом о том, что они находятся в ссылке. Правда, с самим Федором высланные остались в прекрасных отношениях: Нагие посылали ему по праздникам пироги, царь одаривал их мехами. Но дворцовым хозяйством и всеми доходами полновластно распоряжался дьяк Михаил Битяговский, приставленный опекунами для присмотра за мятежной семьей. Он не позволял Нагим израсходовать ни одной лишней копейки сверх определенного им содержания. Братья Марии Михаил и Григорий бесились, устраивали страшные перебранки со сварливым дьяком, но лишь понапрасну портили себе кровь.

Конечно, воспоминания о Москве, сожаления об утраченном престоле, злословие о Годунове составляли главную часть бесед во дворце. Дмитрий чутко прислушивался к этим разговорам, впитывая настроения взрослых. В Москве рассказывали, что играя однажды на льду с другими детьми, он велел вылепить из снега дюжину фигур и, дав им имена знатнейших бояр, принялся рубить их своей сабелькой; снеговику, изображавшему Бориса Годунова, он будто бы отсек голову, приговаривая: «Так вам будет, когда я буду царствовать!»

Уверяли также, что царевич любит муки и кровь и охотно смотрит, как режут быков и баранов, а иногда и сам пробирается на кухню, чтобы собственными руками свернуть головы цыплятам. Настоящий сын Грозного! Впрочем многие называли эти россказни клеветой, распускаемой самим Борисом, и, напротив, утверждали, что юный царевич обладает умом и душой истинного христианского государя, благочестивого и справедливого.

По единодушному свидетельству иностранных и русских писателей, кто-то два или три раза пытался отравить Дмитрия. Невозможно сказать, почему эти попытки не удались. Летописцы знают одно объяснение: «Бог не допустил». Возможно, поводом этих слухов послужили приступы рвоты у царевича - из-за недоброкачественной пищи или по какой-нибудь другой причине. Несомненно одно: царица Мария пребывала в постоянном страхе за жизнь сына. Да и могла ли она оставаться беспечной, если к 1590 году в монастырях скончались Мстиславский и Шуйский, при подозрительных обстоятельствах умерла Евдокия, дочь Марии Владимировны, а сама бывшая ливонская королева была пострижена в монахини? Молва приписывала эти смерти властолюбию Бориса, и в угличском дворце безусловно разделяли это мнение. Сам ход событий делал если пока и не самого Дмитрия, то его имя тем знаменем, вокруг которого могли сплотиться все тайные (явных уже не осталось) противники Годунова. Расстановка сил всем казалась очевидной. И не только Нагие, но и многие другие люди на Руси спрашивали себя: решится ли Борис на последний, страшный шаг?

В России сбываются только худшие ожидания. 17 мая 1591 года по Москве молнией распространилась весть: царевича Дмитрия не стало! Передавали разное: младенец оказался жертвой не то несчастного случая, не то злодеев-дьяков, которых угличане растерзали на месте преступления; имя царского шурина не сходило с языков.

Годунов почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Неблагоприятные слухи нужно было развеять во что бы то ни стало и как можно скорее.

На следующий день в Углич выехала следственная комиссия. Годунов постарался, насколько мог, придать ей, хотя бы внешне, вид полного беспристрастия. Из четырех ее членов, трое, казалось бы, не имели оснований угождать Борису: князь Василий Иванович Шуйский принадлежал к опальной фамилии; дьяк Елизар Вылузгин исполнял свои прямые обязанности; митрополит крутицкий Геласий представлял своей особой нравственный авторитет церкви. Только один следователь, окольничий Андрей Клешнин, был напрямую связан с Борисом - его жена, княжна Волхонская, была неразлучной подругой царицы Ирины, а сам Клешнин пользовался исключительным доверием Федора и был всей душой предан Годунову.

Можно лишь догадываться, получили ли следователи какие-либо инструкции от Годунова. Во всяком случае их действия показывают, что они отлично представляли, в каком направлении должно двигаться следствие в столь щекотливом для Бориса деле.

Вечером 19 мая следственная комиссия прибыла в Углич и сразу приступила к допросам. Следствие продолжалось почти две недели. Похоронив тело царевича в угличской Спасской церкви, следователи 2 июня возвратились в Москву. Дьяк Василий Щелкалов зачитал материалы дела перед государем и собором во главе с патриархом Иовом. Из показаний опрошенных складывалась довольно ясная картина происшедшего.

Царевич Дмитрий страдал падучей (эпилепсией). Припадки болезни происходили бурно: во время одного из них он покусал руки дочери Андрея Александровича Нагого, дяди царицы Марии, а в другой раз изранил свайкой - длинным, толщиной в палец гвоздем, которым царевич любил играть в тычку, - саму царицу. Чтобы исцелить ребенка, его водили к кирилловским старцам причащаться богородичным хлебом; обращались и к знахарям, но они вместо лечения навели порчу на царевича. За три дня до несчастья у Дмитрия снова был припадок. В субботу 15 мая ему стало лучше, и царица повела его к обедне, а по возвращении во дворец разрешила ему поиграть на заднем дворе, поручив его попечению мамки Василисы Волоховой, кормилицы Арины Ждановой (по мужу Тучковой) и постельницы Марии Колобовой (по мужу Самойловой). К царевичу присоединились еще четверо «жильцов» - дворовых ребят-сверстников: Петрушка Колобов, Баженка Тучков, Ивашка Красенский и Гришка Козловский. Играли опять в тычку, попадая ножиком в железное кольцо, положенное на землю. Вдруг с царевичем случился новый припадок и, падая, он глубоко ранил себя ножем в шею.

«... На царевича пришла опять черная болезнь и бросило его об землю, и тут поколол царевич сам себя в горло и било его долго, да тут его не стало» (показания Василисы Волоховой).

«... набрушился сам на нож в падучей и был еще жив» (показания Григория Федоровича Нагого).

Арина Тучкова подхватила Дмитрия на руки. На крик из дворца выбежала царица. В гневе она принялась колотить поленом мамку, не уберегшую царевича, приговаривая, что сын ее Осип Волохов вместе с сыном Битяговского Данилой и его племянником Никитой Качаловым зарезали Дмитрия; а Волохова стала бить ей челом, чтобы велела царица дать сыск праведный, потому что сын ее Осип и на дворе не бывал.

Максимка Кузнецов, случайно бывший в это время на звоннице Спаской церкви, находившейся рядом со дворцом, заметил неладное и ударил в набат. Пономарь Соборной церкви вдовый поп Федот Афанасьев по прозвищу Огурец, услышав звон, побежал со двора в город; навстречу ему попался дворцовый стряпчий Кормового двора Суббота Протопопов, который, сославшись на приказ царицы, велел звонить в колокол, «да ударил его в шею».

В городе решили, что во дворце начался пожар. Народ повалил на дворцовый двор. Первыми прибежали братья царицы, Михаил и Григорий. Мария, устав избивать Волохову, но еще не утолив своего гнева, передала полено Григорию, который продолжил охаживать нерадивую мамку по бокам. Затем явился дядя царицы Андрей Александрович Нагой. Когда на дворе начала скапливаться толпа, он взял тело царевича, отнес его в церковь Спаса и был при нем «безотступно», «чтобы кто царевичева тела не украл». В это время Мария и Михаил стали возбуждать сбежавшийся народ, крича, что царевича зарезали Битяговские, отец и сын, Осип Волохов, Никита Качалов и дьяк Данила Третьяков. Другой дядя царицы Григорий Александрович Нагой, прибывший во дворец одним из последних, услышал уже, что «царевич, сказывают, зарезан, а того не видал, кто зарезал».

Дьяк Михаил Битяговский в это время обедал у себя дома вместе с попом Богданом, духовным отцом Григория Федоровича Нагого. Когда зазвонили в колокола, дьяк послал людей проведать, не пожар ли. Они вернулись, сказав, что сытник Кирилл Моховиков, назвавшись очевидцем несчастного случая, «подал весть», что царевич зарезался.

Битяговский бросился во дворец. Ворота были закрыты, но Кирилл Моховиков отпер их ему, подтвердив, что царевича не стало. По двору метались посадские люди с рогатинами, топорами, саблями. Битяговский побежал в покои царицы - «чаял того, что царевич наверху», но, не найдя никого, спустился вниз. Здесь его заметили дворовые и посадские люди и окружили. Он спросил их: для чего они с топорами и рогатинами? Вместо ответа они стали гоняться за ним и Данилой Третьяковым, который тоже оказался во дворе. Беглецы думали спастись, запершись в Брусяной избе, но толпа «высекла двери», выволокла дьяков из избы и убила обоих. Убили также человека, который выказал сочувствие к Волоховой.

Авдотья Битяговская показала, что велели убить ее мужа братья царицы, Михаил и Григорий, раздраженные постоянными ссорами с ним: Битяговский бранился с Михаилом Нагим за то, что тот «добывает беспрестанно ведунов и ведуний к царевичу Дмитрию» и что он с братом приютили ведуна Андрюшку Мочалова, который гадает им, сколь долговечны государь и государыня.

После убийства Михаила Битяговского с Данилой Третьяковым разделались с Данилой Битяговским и Никитой Качаловым, которые укрылись в Дьячной избе: они тоже были «выволочены» и «побиты до смерти». Затем начали грабить дворы убитых.

«... А на Михайлов двор Битяговского пошли все люди миром, и Михайлов двор разграбили, и питье из погреба в бочках выпив, и бочки кололи» (показания Данилко Григорьева, дворцового конюха).

Вдову Битяговского сильно избили, а подворье разграбили «без остатку». В Дьячной избе разломали «коробейки» и украли 20 рублей государственных денег. При этом убили еще трех людей Михаила Битяговского и двух - Никиты Качалова; а посадского Савву плотника с шестью товарищами Михаил Нагой приказал лишить жизни за то, что они толковали, будто дьяки убиты «за посмех» (то есть напрасно). Подьячие Третьятко Десятый, Васюк Михайлов, Терешка Ларивонов, писчики Марко Бабкин и Ивашка Ежов, упрекнувшие посадских людей, что зря убили дьяков, услыхали в ответ: «Вам-де от нас то же будет!» - испугались и убежали за город в лес, дожидаться приезда государевых людей. Туда же потянулись многие горожане, опасавшиеся за свои жизни.

Осипа Волохова убили одним из последних. Приехвший по набату в город игумен Алексеевского монастыря Савватий еще застал его в живых около шести часов вечера. Толпа привела Осипа в церковь Спаса, куда зашел Савватий, чтобы повидаться с царицей. Мария стояла у гроба сына; Осип скрывался за одним из столпов храма. Мария указала на него Савватию, как на соучастника убийства царевича. Когда игумен вышел, толпа набросилась на Осипа; его дворовый человек Васька кинулся на тело господина, прикрывая его собой, - так убили и его.

Последней жертвой рассвирепевшей толпы была «женочка юродивая», жившая на дворе у Михаила Битяговского и часто хаживавшая во дворец «для потехи царевичу». Царица приказала ее убить два дня спустя за то, что «та женка царевича портила».

Три дня Углич находился в руках Нагих. Вокруг города на телегах ездили их дворовые люди, по дорогам, ведущим в Москву, были разосланы верховые, чтобы никто не мог подать весть государю об их злодеяниях. Перед приездом следователей Нагие решили скрыть следы своей измены и направить следствие по ложному пути. Городовой приказчик Русин Раков добровольно признался, что был вовлечен в этот заговор Михаилом Нагим, который вечером 18 мая шесть раз вызывал его к себе и, имея за спиной толпу дворни, заставлял его целовать крест: «буде ты наш» - и просил «стоять с нами заодно». Раков волей-неволей согласился. Михаил приказал ему «собрать ножи» и «положить на тех побитых людей», - как доказательство их злых намерений. Раков взял в торговом ряду и у посадских несколько ножей, со двора Битяговского - железную палицу, да свою саблю дал ему Григорий Нагой. Оружие вымазали в куриной крови и положили у трупов Михаила Битяговского, его сына, Никиты Качалова, Осипа Волохова и Данилы Третьякова. Рядом с одним убитым человеком Битяговского положили даже самопал. Несмотря на это разоблачение, Михаил Нагой упорно настаивал, что царевич убит Битяговским с товарищами, а сам он ни в чем не повинен.

Таким образом измена Нагих была очевидна. Убийства государевых людей произошли по их приказу, при помощи их дворни, которая верховодила посадскими. Митрополит Геласий добавил к прочитанному, что царица Марья перед отъездом комиссии в Москву призвала его к себе и говорила с «великим прошением», что дело учинилось грешное, виноватое, и молила, чтобы государь ее братьям в их вине милость показал.

Собор единодушно вынес решение: перед государем царем Федором Михаила и Григория Нагих и угличских посадских людей измена явная, а смерть царевича приключилась Божиим судом; впрочем, дело это земское, в царской руке и казнь, и опала, и милость, собору же должно молить Господа Бога, Пречистую Богородицу, великих русских чудотворцев и всех святых о царе и царице, об их государственном многолетнем здравии и тишине от междоусобной брани.

С.М.Прокудин-Горский. Угличский колокол

Царь приказал боярам разбрать дело и казнить виновных. Годунова в эти дни не было видно ни на соборе, ни в думе - хотел исключить всякое подозрение о каком бы то ни было давлении на их решения с его стороны. Нагих привезли в Москву, пытали крепко и потом сослали в отдаленные города. Царицу Марию насильно постригли в монахини под именем Марфы и отправили в монастырь св. Николая на Выксе, близ Череповца. 200 угличан казнили; другим отрезали языки, многих заточили в темницы, а 60 семейств выслали в Сибирь и населили ими город Пелым. Не пощадили и угличский набатный колокол: по царскому приказу лишили его крестного знамения, отсекли ухо, вырвали язык, били плетьми и вывезли в Тобольск. (Тобольский воевода князь Лобанов-Ростовский приказал сдать колокол без уха в приказную избу, где он и был записан, как «первоссыльный неодушевленный с Углича».) Тела Битяговского и других убитых, брошенные в общую яму, вырыли, отпели и предали земле с честью. Вдовам и мамке Волоховой пожаловали поместья.

На этом заканчивается история Дмитрия, князя Угличского.